pavel_slob (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
pavel_slob) wrote2010-11-23 12:56 pm
pavel_slob) wrote2010-11-23 12:56 pm
Entry tags:
- выборы,
- левые,
- сша,
- толерастия
Виктор Вольский: ЧТО ТЕПЕРЬ?
Отгремели залпы выборов. Отзвучали первые радостные клики победителей-республиканцев, утерли первые слезы побежденные-демократы. Поскрипел зубами нью-йоркский сенатор Чак Шумер, уже примерявший бармы лидера демократического большинства в Сенате в расчете на несостоявшееся поражение Гарри Рида. Либеральные телеведущие объявили историческую порку, учиненную избирателями партии власти, «истерической выходкой инфантильных избирателей» и провозгласили главным содержанием выборов «чудесное спасение» Рида и «героизм» кандидата в сенаторы от Пенсильвании Джо Сестака, «едва не победившего» своего соперника-республиканца. Обозреватель «Нью-Йорк таймс» Юджин Робинсон, присяжный борец с расизмом, который, наверное, даже в солнечном затмении видит расистские происки коварной луны, заявил, что разгром демократов – подлая вылазка белых расистов, не преминувших свести счеты с чернокожим президентом. Газеты начали истошно требовать от республиканцев протянуть руку Белому Дому (от демократов либеральная пресса никогда не требует компромиссов – наоборот, любая их победа провозглашается триумфом добра над злом и «зарей нового дня»)... Словом, все как обычно.
Но теперь встает ключевой вопрос: что дальше? Как поведут себя республиканцы в Конгрессе и особенно в его нижней палате? И самое главное – какие уроки извлек из эпохального поражения президент Обама и что он намерен делать?
Наивные люди полагают, что подготовка к президентским выборам 2012 года начнется, как диктует традиция, в январе будущего года. Они ошибаются: предвыборная страда уже началась. Еще в полутора десятках избирательных округов не определились победители, еще в нескольких штатах не закончилась борьба между кандидатами в губернаторы и сенаторы, а телеведущие на всех каналах уже допытывались у потенциальных кандидатов-республиканцев (а их чуть ли не полтора десятка), готовы ли они «бросить свою шляпу» на президентский ринг в 2012 году. Никого из демократов об этом не спрашивают: считается аксиомой, что на следующих выборах Демократическую партию будет вновь представлять действующий президент – Барак Обама.
Но так ли это? Ходят упорные слухи, что супруга президента уговаривает мужа не баллотироваться, внушая ему, что «они тебя не достойны». Мишель Обаму крайне тяготят жизнь в Белом Доме и обязанности первой леди. Слов нет, ей очень по душе блага, причитающиеся некоронованной королеве Америки – огромный штат прислуги, роскошный стол, поездки в бронированных лимузинах под усиленной охраной, частый отдых на самых модных курортах, восторги толпы, преклонение знаменитостей, которых она еще вчера обожала с почтительного расстояния, а ныне едва удостаивает взглядом. Она с огромным удовольствием читает в гламурных журналах, какая она красавица и модница, любуется своим старательно отретушированным ликом на обложках, учит своих соотечественников, как жить...
Беда, однако, в том, что за все эти атрибуты полубожественной власти приходится платить определенными обязанностями, а вот это-то ей крайне не по нраву – типичная психология захребетников-велфэрщиков, которые принимают как должное общественную помощь, но искренне возмущаются, когда от них требуется отрабатывать подачки, считая это невыносимым унижением для своего достоинства и посягательством на свои права. Плюс с тому же Мишель Обаме не терпится начать делать деньги, спекулируя на своей известности. Первая леди рассчитывает по уходе из Белого Дома вдвоем с мужем начать собирать не менее обильный урожай, чем супруги Клинтоны, а то, гляди, даже и переплюнуть их.
Президенту тоже по душе греться в лучах славы, разъезжать по свету, без конца играть в гольф, предаваться роскошному досугу и наслаждаться всеми привилегиями, сопутствующими его высокому званию. Красиво жить не запретишь! Вот только работать он не хочет и не может. В Белом Доме он томится и не знает, куда себя деть. Оживает он только на сцене, в обществе милых его сердцу толп восторженных почитателей, упиваясь громом аплодисментов и реверберацией своего голоса под гулкими сводами огромных залов. Отказ баллотироваться на второй срок мгновенно превратит его в «хромую утку»: все внимание будет перенесено на его потенциальных преемников, а ему самому только и останется что в угрюмом одиночестве, заброшенному и полузабытому, прозябать в Белом Доме, считая дни до конца своего срока.
С другой стороны, решение баллотироваться на второй срок гарантирует ему два года полной жизни. Он сможет всласть предаваться единственному занятию, которое он любит и умеет – вести предвыборную кампанию, причем в гордом одиночестве, без необходимости отбиваться от нападок соперников-демократов: кто решится бросить вызов действующему президенту с его громадными финансово-административными ресурсами, да еще рискуя при этом навлечь на себя гнев афроамериканцев, самого верного отряда демократического электората? Немаловажно и то, что от решения Обамы зависит не только его собственная судьба, но также благополучие его близкого окружения – сотен людей, поставивших на него как на выигрышную карту и ждущих всевозможных благ от своего выбора. Они пойдут на все, чтобы не допустить преждевременного ухода своего кормильца с политических подмостков. Да и вообще, виданное ли дело, чтобы кто-то добровольно, не под давлением обстоятельств, отказывался от власти? Словом, в качестве рабочей гипотезы можно принять, что Барак Обама будет баллотироваться на второй срок.
Соответственно этому он построит свою политику и тактику поведения по отношению к республиканцам в Конгрессе. Можно спокойно пренебречь совершенно невероятным предположением о том, что Обама будет руководствоваться национальными интересами страны. Об этом не может быть и речи: все его решения будут продиктованы сугубо политическими соображениями. Но тут у него есть выбор. Известно, что, готовясь к следующей войне, генералы всегда исходят из опыта войн предыдущих. А прошлые политические войны предлагают Обаме два варианта – трумэновский и клинтоновский.
В преддверии президентских выборов 1948 года будущее рисовалось президенту Гарри Трумэну самыми мрачными красками. На выборах 1946 года республиканцы получили подавляющее большинство в обеих палатах Конгресса, в стране бушевала послевоенная инфляция, пресса, не стесняясь в выражениях, поносила крайне непопулярного президента. Казалось, все предвещает ему верное поражение. Тогда Трумэн придумал ловкий ход: он стал напропалую накладывать вето на все законопроекты, принимавшиеся законодателями, одновременно обличая «этот бездельный Конгресс». Двуличная тактика увенчалась успехом: Гарри Трумэн пусть и ничтожным большинством, но все же победил республиканского кандидата – губернатора Нью-Йорка Томаса Дьюи.
Еще более поучителен пример единственного президента-демократа за весь период с окончания Второй мировой войны, который провел два срока в Белом доме, – Билла Клинтона. Сокрушительный разгром Демократической партии на промежуточных выборах 1994 года, вызванный попыткой супруги президента поставить под государственный контроль систему здравоохранения страны, поверг Клинтона в глубокий шок. Однако он быстро оправился от оцепенения. Уже в своей январской речи «О состоянии союза» президент дал понять, что услышал и понял сигнал, который ему послали избиратели, торжественно провозгласив: «Эра всемогущего государства осталась позади». Началась эра «триангуляции»: президент, вздохнув, отложил в дальний ящик планы социалистических преобразований (а они были почище обамовских), сдвинулся в центр и начал лавировать между обеими партиями, выступая в роли нейтрального арбитра – носителя умеренного начала, сдерживающего неумеренные порывы «экстремистов» как справа, так и слева. Тактика оказалась успешной: он уверенно победил на президентских выборах 1996 года.
Большинство либеральных и нейтральных политологов советуют Обаме пойти по стопам Клинтона. Но захочет ли это сделать Обама, да и по силам ли это ему?
Клинтон – чистой воды оппортунист и хамелеон. Нет, конечно, он истово исповедует леворадикальные взгляды, но они не составляют стержня его существования. Он весь во власти своих темных инстинктов, идеология для него стоит на заднем плане – нечто вроде «приятного шума, способствующего пищеварению», как отзывался о музыке герой одного из рассказов О.Генри. Политика для него – в первую очередь игра, успех в которой приятно щекочет его самолюбие и позволяет ему в полной мере предаваться жизненным утехам и усладам. Он в первую очередь жуир и жизнелюб, и лишь потом человек идеи.
Клинтон резво начал политическую карьеру на посту губернатора родного Арканзаса. На старте он попытался было претворять в жизнь «идеи социальной справедливости», которыми тешились леворадикальные студенты-шестидесятники, поражаясь собственному идеализму и благородству. Но косным жителям его штата не понравились затеи своего прогрессивного земляка, и на следующих же выборах Клинтона прокатили на вороных. Клинтон живо сориентировался: он принялся всенародно каяться в своих прегрешениях, ссылаясь на молодость и неопытность и обещая исправиться. Каждое воскресенье он с видимым упоением распевал духовные гимны, демонстрируя свое религиозное рвение перед самым объективом телекамеры в единственной церкви Литл-Рока, откуда на весь штат транслировалось воскресное богослужение; он постоянно маячил на благотворительных мероприятиях, появлялся на пожарах и похоронах, утирая слезы скорбящим, и веселился на празднествах, трудолюбиво создавая себе образ «своего парня». Простодушные арканзасцы поверили чудесной метаморфозе, простили раскаявшегося блудного сына и вернули его в губернаторский дворец. Больше Клинтон не экспериментировал: он вел себя осмотрительно, охотно шел на компромиссы с оппозицией и вообще старался не гнать волну. Став президентом, он на время утратил осторожность и был наказан избирателями в 1994 году, но быстро опомнился и по своему старому рецепту сдвинулся в центр политического спектра.
Способен ли на такую же гибкость Барак Обама? Вряд ли. Если для Клинтона смена вех не представляет никаких затруднений (надо так надо!), то для Обамы она практически немыслима. Он видит в себе историческую фигуру, вершителя судеб, великого преобразователя. Не обладая любознательностью и способностью к критическому мышлению, но крайне честолюбивый и самовлюбленный, он стал игрушкой в руках революционеров, увидевших в нем идеальное орудие для осуществления своих замыслов. Играя на его самолюбии, они, как в пустой сосуд, залили ему в голову гремучую смесь антиамериканизма, марксизма и негритянского национализма. И, оказавшись у кормила власти, этот человек, с ранней юности пылавший классовой ненавистью и жаждой расовой мести, принялся ретиво воплощать в жизнь идеи принудительного равенства и ниспровержения оплота капитализма, империализма и угнетения, какой видится Америка ему и его единомышленникам-революционерам.
Обама не мелочился. Он с первого дня взял курс на грандиозные свершения, предназначенные в корне изменить лицо Америки и в одночасье превратить ее из твердыни рыночного капитализма в социал-демократию европейского образца. Отказаться от своих планов, пойти на компромисс с консервативными силами в его глазах равносильно тому, чтобы пожертвовать своим местом в истории, остаться у разбитого корыта, признать себя неудачником. Либералы много десятков лет мечтали о национализации системы здравоохранения, но никому это не удавалось, и лишь он, Обама, смог вывести Америку на светлый путь. И что же, прикажете одним махом похерить все, что было добыто с таким трудом?! Нет, ни за что! Да и не умеет он как следует лицедействовать. Если Клинтон легко и свободно меняет личины, мимикрируя под сиюминутную аудиторию, Обама всегда один и тот же – холодный, надутый, чванливый. Таким он был и во время предвыборной кампании, только тогда избиратели поддались уговорам рептильной прессы и позволили убедить себя в том, что явственно веявшая от кандидата Обамы ледяная отчужденность – свидетельство невозмутимости и хладнокровия, его пристрастие к напыщенной фразе – признак высокой интеллектуальности, а высокомерно-презрительное отношение к соперникам – знак аристократизма.
Как можно ему унижаться перед темной толпой, если он всеми фибрами души ощущает свое высшее предназначение, если его окружение (все как один чрезвычайно умные и образованные люди!) в один голос твердит ему, что он – мессия, сошедший на грешную землю, чтобы спасти человечество и повести его к сияющим вершинам! И пусть отщепенцы справа кричат, будто он пренебрегает волей американского народа, которому не понравились попытки навязать ему социализм. Куда более достойные мыслители – его союзники-прогрессисты – считают, что как раз наоборот: все беды от половинчатости его политики, от того, что он недостаточно решительно проводил в жизнь радикальную программу. Чтобы осознать свои просчеты, необходимо ясно видеть реальность, а нарцисс Обама существует в зеркальном мире: куда ни повернись, он повсюду видит только самого себя.
Словом, Барак Обама ни по мировоззрению, ни по темпераменту, ни по свойствам своей натуры не в состоянии действовать à la Клинтон. Значит, остается трумэновский вариант. Надо полагать, что именно такой путь он и изберет, – путь конфронтации с Конгрессом.
Со своей стороны, оппозиция тоже не видит никаких оснований для компромисса с президентом, ибо исход выборов – это не столько вотум доверия республиканцам, сколько вотум недоверия демократам и их президенту. Республиканцам вручен мандат не на то, чтобы слиться с демократами в двухпартийных объятьях, а чтобы заблокировать радикальную программу администрации, и компромиссы будут им только во вред.
Свидетельством тому, что Обама готов идти на таран, явилась его первая реакция на эпический разгром, который потерпела на выборах его партия. Впервые с 1948 года в Палате представителей будет заседать менее 200 демократов. Перед лицом такого сокрушительного поражения, казалось бы, нужно взять покаянный тон, признать свои ошибки и пообещать исправиться. И Обама, уступая увещеваниям своих насмерть перепуганных союзников, произнес несколько формально примирительных слов и вскольз признал свою ответственность за поражение.
Однако поворотом курса от его выступления и не пахло. Если отжать словесную воду, которой, как обычно, были в изобилии пропитаны пространные ответы президента на пресс-конференции, устроенной 3 ноября, в сухом остатке получается следующее: я все делал правильно и не вижу оснований пересматривать мою политическую программу; глупый и невежественный народ, испуганный экономическими невзгодами (в которых я не повинен – во всем виноват мой предшественник), впал в панику и утратил способность ясно мыслить и оценивать ситуацию; моя единственная ошибка в том, что я не сумел как следует объяснить этим идиотам-избирателям ослепительное великолепие моих программ. Мне идти на компромисс с республиканцами?! Еще чего! Пусть они сами идут мне навстречу. (Это все равно как если бы поверженный в нокаут боксер, едва очнувшись, предложил своему торжествующему противнику сдаваться.)
Президент, вероятно, готов для вида сделать какие-то примирительные символические жесты. В частности, вполне возможно, что он согласится продлить еще на год-два действие истекающего в конце года закона о снижении налогов, проведенного Джорджем Бушем). Но в остальном его пресс-конференция прозвучала как объявление войны оппозиции. В силу этого следует ожидать, что ближайшие два года станут периодом законодательного топтания на месте.
В Конгрессе будут распоряжаться республиканцы. Палата представителей так устроена, что даже минимальное преимущество дает большинству всю полноту власти, меньшинство же абсолютно бессильно и бесправно (в чем мы имели возможность убедиться на протяжении последних двух лет). Сенат – другое дело, меньшинство в нем обладает большими возможностями и при желании может резко затормозить, а то и полностью заблокировать работу своей палаты. Особенно действенное оружие представляет собой обструкция, которая преодолевается лишь 60-ю голосами, в то время как по итогам выборов в высшей палате Конгресса останется лишь 53 сенатора-демократа (включая блокирующихся с ними двух независимых). То есть, формально сохранив за собой контроль над Сенатом, фактически демократы будут бессильны перед лицом оппозиции. Не говоря уже о том, что над ними нависает грозный призрак следующих выборов, и у большой группы сенаторов-демократов уже сейчас дрожат поджилки.
На прошлых выборах демократам пришлось защищать 19 из 37 мест в Сенате, причем в основном в «своих», либеральных штатах, и тем не менее республиканцам удалось отобрать у них шесть мест в верхней палате Конгресса, не потеряв ни одного своего. А из 33 сенаторов, которым предстоит переизбираться в 2012 году, лишь 10 республиканцы, а 23 – демократы (включая обоих независимых), причем главным образом из консервативных штатов. Неужто Джиму Веббу (Вирджиния), Бену Нелсону (Небраска) или Джону Тестеру (Монтана) захочется лезть головой в петлю, закрывая грудью президента, которого не переваривают их избиратели? Как-то не верится: своя шкура ближе к телу, чем идеологическая рубашка. Да, кстати, и у так называмых «умеренных» республиканских сенаторов, полагаю, пропадет охота флиртовать с демократами, чтобы не разделить судьбу, скажем, сенатора Боба Беннета, забаллотированного избирателями Юты на первичных выборах за недостаточную твердость в консервативных принципах.
Словом, республиканцы в Конгрессе при пассивной, а может быть, даже активной поддержке группы умеренных (т.е. представляющих консервативные «красные» штаты) демократов в Сенате наглухо заблокируют радикальную программу Обамы. А тот, в свою очередь, будет отбивать угрозой вето все попытки оппозиции обратить вспять достижения либерального законотворчества последних двух лет. Развивая боксерскую метафору, можно сказать, что Конгресс и Белый Дом войдут в клинч и будут висеть друг у друга на руках до тех пор, пока следующие выборы не решат исход поединка.
Впрочем, так ли уж это плохо? История свидетельствует, что взаимный паралич законодательной и исполнительной власти обычно сопровождается экономическим благоденствием страны. Недаром умные и образованные отцы-основатели, вырабатывая основы политического устройства Америки, сосредоточили главное внимание на сдержках и противовесах. Занятые борьбой друг с другом, паны оставляют в покое холопов, которые могут в кои-то веки расправить плечи, свободно вздохнуть и без помех заняться налаживанием своего хозяйства.
Но теперь встает ключевой вопрос: что дальше? Как поведут себя республиканцы в Конгрессе и особенно в его нижней палате? И самое главное – какие уроки извлек из эпохального поражения президент Обама и что он намерен делать?
Наивные люди полагают, что подготовка к президентским выборам 2012 года начнется, как диктует традиция, в январе будущего года. Они ошибаются: предвыборная страда уже началась. Еще в полутора десятках избирательных округов не определились победители, еще в нескольких штатах не закончилась борьба между кандидатами в губернаторы и сенаторы, а телеведущие на всех каналах уже допытывались у потенциальных кандидатов-республиканцев (а их чуть ли не полтора десятка), готовы ли они «бросить свою шляпу» на президентский ринг в 2012 году. Никого из демократов об этом не спрашивают: считается аксиомой, что на следующих выборах Демократическую партию будет вновь представлять действующий президент – Барак Обама.
Но так ли это? Ходят упорные слухи, что супруга президента уговаривает мужа не баллотироваться, внушая ему, что «они тебя не достойны». Мишель Обаму крайне тяготят жизнь в Белом Доме и обязанности первой леди. Слов нет, ей очень по душе блага, причитающиеся некоронованной королеве Америки – огромный штат прислуги, роскошный стол, поездки в бронированных лимузинах под усиленной охраной, частый отдых на самых модных курортах, восторги толпы, преклонение знаменитостей, которых она еще вчера обожала с почтительного расстояния, а ныне едва удостаивает взглядом. Она с огромным удовольствием читает в гламурных журналах, какая она красавица и модница, любуется своим старательно отретушированным ликом на обложках, учит своих соотечественников, как жить...
Беда, однако, в том, что за все эти атрибуты полубожественной власти приходится платить определенными обязанностями, а вот это-то ей крайне не по нраву – типичная психология захребетников-велфэрщиков, которые принимают как должное общественную помощь, но искренне возмущаются, когда от них требуется отрабатывать подачки, считая это невыносимым унижением для своего достоинства и посягательством на свои права. Плюс с тому же Мишель Обаме не терпится начать делать деньги, спекулируя на своей известности. Первая леди рассчитывает по уходе из Белого Дома вдвоем с мужем начать собирать не менее обильный урожай, чем супруги Клинтоны, а то, гляди, даже и переплюнуть их.
Президенту тоже по душе греться в лучах славы, разъезжать по свету, без конца играть в гольф, предаваться роскошному досугу и наслаждаться всеми привилегиями, сопутствующими его высокому званию. Красиво жить не запретишь! Вот только работать он не хочет и не может. В Белом Доме он томится и не знает, куда себя деть. Оживает он только на сцене, в обществе милых его сердцу толп восторженных почитателей, упиваясь громом аплодисментов и реверберацией своего голоса под гулкими сводами огромных залов. Отказ баллотироваться на второй срок мгновенно превратит его в «хромую утку»: все внимание будет перенесено на его потенциальных преемников, а ему самому только и останется что в угрюмом одиночестве, заброшенному и полузабытому, прозябать в Белом Доме, считая дни до конца своего срока.
С другой стороны, решение баллотироваться на второй срок гарантирует ему два года полной жизни. Он сможет всласть предаваться единственному занятию, которое он любит и умеет – вести предвыборную кампанию, причем в гордом одиночестве, без необходимости отбиваться от нападок соперников-демократов: кто решится бросить вызов действующему президенту с его громадными финансово-административными ресурсами, да еще рискуя при этом навлечь на себя гнев афроамериканцев, самого верного отряда демократического электората? Немаловажно и то, что от решения Обамы зависит не только его собственная судьба, но также благополучие его близкого окружения – сотен людей, поставивших на него как на выигрышную карту и ждущих всевозможных благ от своего выбора. Они пойдут на все, чтобы не допустить преждевременного ухода своего кормильца с политических подмостков. Да и вообще, виданное ли дело, чтобы кто-то добровольно, не под давлением обстоятельств, отказывался от власти? Словом, в качестве рабочей гипотезы можно принять, что Барак Обама будет баллотироваться на второй срок.
Соответственно этому он построит свою политику и тактику поведения по отношению к республиканцам в Конгрессе. Можно спокойно пренебречь совершенно невероятным предположением о том, что Обама будет руководствоваться национальными интересами страны. Об этом не может быть и речи: все его решения будут продиктованы сугубо политическими соображениями. Но тут у него есть выбор. Известно, что, готовясь к следующей войне, генералы всегда исходят из опыта войн предыдущих. А прошлые политические войны предлагают Обаме два варианта – трумэновский и клинтоновский.
В преддверии президентских выборов 1948 года будущее рисовалось президенту Гарри Трумэну самыми мрачными красками. На выборах 1946 года республиканцы получили подавляющее большинство в обеих палатах Конгресса, в стране бушевала послевоенная инфляция, пресса, не стесняясь в выражениях, поносила крайне непопулярного президента. Казалось, все предвещает ему верное поражение. Тогда Трумэн придумал ловкий ход: он стал напропалую накладывать вето на все законопроекты, принимавшиеся законодателями, одновременно обличая «этот бездельный Конгресс». Двуличная тактика увенчалась успехом: Гарри Трумэн пусть и ничтожным большинством, но все же победил республиканского кандидата – губернатора Нью-Йорка Томаса Дьюи.
Еще более поучителен пример единственного президента-демократа за весь период с окончания Второй мировой войны, который провел два срока в Белом доме, – Билла Клинтона. Сокрушительный разгром Демократической партии на промежуточных выборах 1994 года, вызванный попыткой супруги президента поставить под государственный контроль систему здравоохранения страны, поверг Клинтона в глубокий шок. Однако он быстро оправился от оцепенения. Уже в своей январской речи «О состоянии союза» президент дал понять, что услышал и понял сигнал, который ему послали избиратели, торжественно провозгласив: «Эра всемогущего государства осталась позади». Началась эра «триангуляции»: президент, вздохнув, отложил в дальний ящик планы социалистических преобразований (а они были почище обамовских), сдвинулся в центр и начал лавировать между обеими партиями, выступая в роли нейтрального арбитра – носителя умеренного начала, сдерживающего неумеренные порывы «экстремистов» как справа, так и слева. Тактика оказалась успешной: он уверенно победил на президентских выборах 1996 года.
Большинство либеральных и нейтральных политологов советуют Обаме пойти по стопам Клинтона. Но захочет ли это сделать Обама, да и по силам ли это ему?
Клинтон – чистой воды оппортунист и хамелеон. Нет, конечно, он истово исповедует леворадикальные взгляды, но они не составляют стержня его существования. Он весь во власти своих темных инстинктов, идеология для него стоит на заднем плане – нечто вроде «приятного шума, способствующего пищеварению», как отзывался о музыке герой одного из рассказов О.Генри. Политика для него – в первую очередь игра, успех в которой приятно щекочет его самолюбие и позволяет ему в полной мере предаваться жизненным утехам и усладам. Он в первую очередь жуир и жизнелюб, и лишь потом человек идеи.
Клинтон резво начал политическую карьеру на посту губернатора родного Арканзаса. На старте он попытался было претворять в жизнь «идеи социальной справедливости», которыми тешились леворадикальные студенты-шестидесятники, поражаясь собственному идеализму и благородству. Но косным жителям его штата не понравились затеи своего прогрессивного земляка, и на следующих же выборах Клинтона прокатили на вороных. Клинтон живо сориентировался: он принялся всенародно каяться в своих прегрешениях, ссылаясь на молодость и неопытность и обещая исправиться. Каждое воскресенье он с видимым упоением распевал духовные гимны, демонстрируя свое религиозное рвение перед самым объективом телекамеры в единственной церкви Литл-Рока, откуда на весь штат транслировалось воскресное богослужение; он постоянно маячил на благотворительных мероприятиях, появлялся на пожарах и похоронах, утирая слезы скорбящим, и веселился на празднествах, трудолюбиво создавая себе образ «своего парня». Простодушные арканзасцы поверили чудесной метаморфозе, простили раскаявшегося блудного сына и вернули его в губернаторский дворец. Больше Клинтон не экспериментировал: он вел себя осмотрительно, охотно шел на компромиссы с оппозицией и вообще старался не гнать волну. Став президентом, он на время утратил осторожность и был наказан избирателями в 1994 году, но быстро опомнился и по своему старому рецепту сдвинулся в центр политического спектра.
Способен ли на такую же гибкость Барак Обама? Вряд ли. Если для Клинтона смена вех не представляет никаких затруднений (надо так надо!), то для Обамы она практически немыслима. Он видит в себе историческую фигуру, вершителя судеб, великого преобразователя. Не обладая любознательностью и способностью к критическому мышлению, но крайне честолюбивый и самовлюбленный, он стал игрушкой в руках революционеров, увидевших в нем идеальное орудие для осуществления своих замыслов. Играя на его самолюбии, они, как в пустой сосуд, залили ему в голову гремучую смесь антиамериканизма, марксизма и негритянского национализма. И, оказавшись у кормила власти, этот человек, с ранней юности пылавший классовой ненавистью и жаждой расовой мести, принялся ретиво воплощать в жизнь идеи принудительного равенства и ниспровержения оплота капитализма, империализма и угнетения, какой видится Америка ему и его единомышленникам-революционерам.
Обама не мелочился. Он с первого дня взял курс на грандиозные свершения, предназначенные в корне изменить лицо Америки и в одночасье превратить ее из твердыни рыночного капитализма в социал-демократию европейского образца. Отказаться от своих планов, пойти на компромисс с консервативными силами в его глазах равносильно тому, чтобы пожертвовать своим местом в истории, остаться у разбитого корыта, признать себя неудачником. Либералы много десятков лет мечтали о национализации системы здравоохранения, но никому это не удавалось, и лишь он, Обама, смог вывести Америку на светлый путь. И что же, прикажете одним махом похерить все, что было добыто с таким трудом?! Нет, ни за что! Да и не умеет он как следует лицедействовать. Если Клинтон легко и свободно меняет личины, мимикрируя под сиюминутную аудиторию, Обама всегда один и тот же – холодный, надутый, чванливый. Таким он был и во время предвыборной кампании, только тогда избиратели поддались уговорам рептильной прессы и позволили убедить себя в том, что явственно веявшая от кандидата Обамы ледяная отчужденность – свидетельство невозмутимости и хладнокровия, его пристрастие к напыщенной фразе – признак высокой интеллектуальности, а высокомерно-презрительное отношение к соперникам – знак аристократизма.
Как можно ему унижаться перед темной толпой, если он всеми фибрами души ощущает свое высшее предназначение, если его окружение (все как один чрезвычайно умные и образованные люди!) в один голос твердит ему, что он – мессия, сошедший на грешную землю, чтобы спасти человечество и повести его к сияющим вершинам! И пусть отщепенцы справа кричат, будто он пренебрегает волей американского народа, которому не понравились попытки навязать ему социализм. Куда более достойные мыслители – его союзники-прогрессисты – считают, что как раз наоборот: все беды от половинчатости его политики, от того, что он недостаточно решительно проводил в жизнь радикальную программу. Чтобы осознать свои просчеты, необходимо ясно видеть реальность, а нарцисс Обама существует в зеркальном мире: куда ни повернись, он повсюду видит только самого себя.
Словом, Барак Обама ни по мировоззрению, ни по темпераменту, ни по свойствам своей натуры не в состоянии действовать à la Клинтон. Значит, остается трумэновский вариант. Надо полагать, что именно такой путь он и изберет, – путь конфронтации с Конгрессом.
Со своей стороны, оппозиция тоже не видит никаких оснований для компромисса с президентом, ибо исход выборов – это не столько вотум доверия республиканцам, сколько вотум недоверия демократам и их президенту. Республиканцам вручен мандат не на то, чтобы слиться с демократами в двухпартийных объятьях, а чтобы заблокировать радикальную программу администрации, и компромиссы будут им только во вред.
Свидетельством тому, что Обама готов идти на таран, явилась его первая реакция на эпический разгром, который потерпела на выборах его партия. Впервые с 1948 года в Палате представителей будет заседать менее 200 демократов. Перед лицом такого сокрушительного поражения, казалось бы, нужно взять покаянный тон, признать свои ошибки и пообещать исправиться. И Обама, уступая увещеваниям своих насмерть перепуганных союзников, произнес несколько формально примирительных слов и вскольз признал свою ответственность за поражение.
Однако поворотом курса от его выступления и не пахло. Если отжать словесную воду, которой, как обычно, были в изобилии пропитаны пространные ответы президента на пресс-конференции, устроенной 3 ноября, в сухом остатке получается следующее: я все делал правильно и не вижу оснований пересматривать мою политическую программу; глупый и невежественный народ, испуганный экономическими невзгодами (в которых я не повинен – во всем виноват мой предшественник), впал в панику и утратил способность ясно мыслить и оценивать ситуацию; моя единственная ошибка в том, что я не сумел как следует объяснить этим идиотам-избирателям ослепительное великолепие моих программ. Мне идти на компромисс с республиканцами?! Еще чего! Пусть они сами идут мне навстречу. (Это все равно как если бы поверженный в нокаут боксер, едва очнувшись, предложил своему торжествующему противнику сдаваться.)
Президент, вероятно, готов для вида сделать какие-то примирительные символические жесты. В частности, вполне возможно, что он согласится продлить еще на год-два действие истекающего в конце года закона о снижении налогов, проведенного Джорджем Бушем). Но в остальном его пресс-конференция прозвучала как объявление войны оппозиции. В силу этого следует ожидать, что ближайшие два года станут периодом законодательного топтания на месте.
В Конгрессе будут распоряжаться республиканцы. Палата представителей так устроена, что даже минимальное преимущество дает большинству всю полноту власти, меньшинство же абсолютно бессильно и бесправно (в чем мы имели возможность убедиться на протяжении последних двух лет). Сенат – другое дело, меньшинство в нем обладает большими возможностями и при желании может резко затормозить, а то и полностью заблокировать работу своей палаты. Особенно действенное оружие представляет собой обструкция, которая преодолевается лишь 60-ю голосами, в то время как по итогам выборов в высшей палате Конгресса останется лишь 53 сенатора-демократа (включая блокирующихся с ними двух независимых). То есть, формально сохранив за собой контроль над Сенатом, фактически демократы будут бессильны перед лицом оппозиции. Не говоря уже о том, что над ними нависает грозный призрак следующих выборов, и у большой группы сенаторов-демократов уже сейчас дрожат поджилки.
На прошлых выборах демократам пришлось защищать 19 из 37 мест в Сенате, причем в основном в «своих», либеральных штатах, и тем не менее республиканцам удалось отобрать у них шесть мест в верхней палате Конгресса, не потеряв ни одного своего. А из 33 сенаторов, которым предстоит переизбираться в 2012 году, лишь 10 республиканцы, а 23 – демократы (включая обоих независимых), причем главным образом из консервативных штатов. Неужто Джиму Веббу (Вирджиния), Бену Нелсону (Небраска) или Джону Тестеру (Монтана) захочется лезть головой в петлю, закрывая грудью президента, которого не переваривают их избиратели? Как-то не верится: своя шкура ближе к телу, чем идеологическая рубашка. Да, кстати, и у так называмых «умеренных» республиканских сенаторов, полагаю, пропадет охота флиртовать с демократами, чтобы не разделить судьбу, скажем, сенатора Боба Беннета, забаллотированного избирателями Юты на первичных выборах за недостаточную твердость в консервативных принципах.
Словом, республиканцы в Конгрессе при пассивной, а может быть, даже активной поддержке группы умеренных (т.е. представляющих консервативные «красные» штаты) демократов в Сенате наглухо заблокируют радикальную программу Обамы. А тот, в свою очередь, будет отбивать угрозой вето все попытки оппозиции обратить вспять достижения либерального законотворчества последних двух лет. Развивая боксерскую метафору, можно сказать, что Конгресс и Белый Дом войдут в клинч и будут висеть друг у друга на руках до тех пор, пока следующие выборы не решат исход поединка.
Впрочем, так ли уж это плохо? История свидетельствует, что взаимный паралич законодательной и исполнительной власти обычно сопровождается экономическим благоденствием страны. Недаром умные и образованные отцы-основатели, вырабатывая основы политического устройства Америки, сосредоточили главное внимание на сдержках и противовесах. Занятые борьбой друг с другом, паны оставляют в покое холопов, которые могут в кои-то веки расправить плечи, свободно вздохнуть и без помех заняться налаживанием своего хозяйства.